Обманутая - Страница 15

Я привыкла доверять этому голосу и полагаться на него. И сейчас он говорил очень странные вещи. Голос настаивал, что Неферет поступает очень плохо. Но почему? Разве Неферет не имеет права сердиться на гадкие сплетни, которые распускает обо мне Афродита?

— Пожалуйста, не говорите так, Неферет! — прорыдала Афродита. — Прошу вас, не говорите, что Никс отвернулась от меня!

— Мне и не нужно этого говорить, Афродита. Загляни себе в душу, и там ты увидишь ответ. Что ты видишь?

Если бы Неферет произнесла это спокойно, ее слова могли бы показаться советом жрицы или мудрой наставницы, дающей наставления сбившейся с пути воспитаннице. Загляни, мол, в себя, найди проблему и попытайся ее решить. Но голос Неферет не был голосом наставницы. Он был холодным, злобным и бессердечным.

— Вижу… что… что совершала ошибки, но не вижу что Никс меня ненавидит!

Афродита рыдала так сильно, что я едва могла разобрать ее слова.

— В таком случае, посмотри получше!

Афродита заплакала еще сильнее. Я больше не могла этого выносить. Позабыв о сережке, я последовала совету внутреннего голоса и со всех ног бросилась прочь от этого места.

ГЛАВА 5

Большую часть урока испанского у меня жутко болел живот, поэтому я с грехом пополам составила простенькую испанскую фразу с puedo ir al bao , получила разрешение профессора Гарми и проторчала в туалете до тех пор, пока за мной не прибежала насмерть перепуганная Стиви Рей.

Понятно, отчего она так всполошилась. Ведь здесь у нас не как в человеческой жизни. Если недолетка плохо выглядит и болеет, чаще всего это означает, что он умирает. Надо думать, вид у меня был просто жуткий. Пришлось соврать Стиви Рей, что у меня начались месячные, и я умираю (к счастью, не в буквальном смысле) от боли в животе. Кажется, она мне не поверила. Ну и флаг ей в руки.

К счастью, последним уроком у нас значилась верховая езда. Я обожаю этот предмет, общение с лошадьми всегда меня успокаивает. На этой неделе мы с Персефоной начали осваивать легкий галоп с переменой ног. Персефоной зовут лошадку, которую Ленобия (это наша преподавательница, она просит не называть ее профессором, утверждая, что ее имя — имя древней вампирской царицы — не нуждается в дополнительных определениях) дала мне в самый первый день обучения.

К концу урока мы с моей кобылкой обливались потом, зато живот мой почти прошел. Я как следует выгуляла Персефону, пока та не остыла, потом хорошенько вытерла ее и вычесала скребницей. Лишь через полчаса после звонка я закончила ухаживать за моей лошадкой и вышла из стойла. Перед уходом я заглянула в содержавшуюся в безукоризненном порядке подсобку, чтобы положить на место скребницу, и, к своему удивлению, застала там Ленобию.

Она сидела на стуле перед дверью и втирала седельное мыло во внешне абсолютно чистое английское седло. Надо вам сказать, что Ленобия редкостная красавица, даже для вампирши. У нее роскошные длинные волосы до пояса, такие светлые, что кажутся почти белыми, и большие глаза необычного темно-серого оттенка, цвета грозовой тучи. Она тоненькая, как хлыст, и двигается с изяществом прима-балерины. Татуировка Ленобии представляет собой сложную серию узлов, в переплетении которых угадываются темно-синие силуэты гарцующих лошадей.

— Лошади помогают нам справляться с проблемами, — произнесла Ленобия, не поднимая глаз от седла.

Я не знала, что на это ответить. Понимаете, у меня к Ленобии особое отношение. Когда мы только начали заниматься, она показалась мне грозной и строгой, ведь у нее очень острый язык, и она никогда не лезет за словом в карман. Постепенно я узнала ее лучше, оценила ее ум и серьезное отношение к работе. Со своей стороны я сумела ей доказать, что не отношусь к лошадям, как к большим собакам.

Ленобия была моей самой любимой учительницей после Неферет, и прежде мы разговаривали только о лошадях. Я смущенно переступила с ноги на ногу и, наконец, сказала:

— Рядом с Персефоной я успокаиваюсь, даже когда у меня на душе совсем муторно. Наверное, это звучит глупо…

Ленобия подняла на меня свой серые глаза, и я прочла в них тревогу.

— Напротив, весьма разумно. — Она помолчала, а потом добавила: — В последнее время на тебя свалилось слишком много ответственности, Зои.

— Ничего страшного! — воскликнула я как можно беспечнее. — Я совсем не против! То есть, я хотела сказать, что возглавлять «Дочерей Тьмы» для меня большая честь.

— Жизнь очень непростая штука, — вздохнула Ленобия. — Зачастую то, что приносит самую большую честь, оборачивается самыми большими проблемами.

Она снова замолчала, и мне показалось, будто она взвешивает, стоит или не стоит говорить мне что-то еще. Внезапно ее безукоризненно прямая спина стала еще прямее, а брови решительно сошлись в тонкую линию. Решение было принято.

— Я знаю, что Неферет твоя наставница, ты поступаешь совершенно правильно, когда делишься с ней своими сомнениями и тревогами. Но Верховной жрице всего не расскажешь Я хочу, чтобы ты знала — ко мне ты можещь прийти в любое время и рассказать обо всем, что тебя тревожит.

Я изумленно захлопала глазами.

— Спасибо, Ленобия.

— Просто запомни это. А теперь беги. Твои друзья, должно быть, уже начали тревожиться. — Она с улыбкой взяла у меня из рук скребницу. — Да, чуть не забыла. Можешь приходить в конюшни в любое время, когда захочешь повидать Персефону. Я сама часто здесь бываю, потому что уход за лошадью наводит в душе порядок, и мир начинает казаться проще. г

— Спасибо, — снова сказала я.